Некоммерческое партнёрствоУрал-Евразия

Глава 1. Геок-Тепе

В ту ночь маленькому Оразу снились странные сны. Он видел диковинные высокие башни неизвестного города, видел большого человека с роскошной бородой, белую женщину в красивом платье, видел кровавую битву и себя, летящего в атаку на боевом коне с кривой саблей наперевес. Мальчик всё время ворочался во сне, то и дело сбрасывая одеяло из верблюжьей шерсти. И слуге Курбану приходилось вставать и укрывать мальчика вновь. Разбудил Ораза приближающийся топот коней. Мальчик вскочил с постели и стремглав выбежал из юрты.

Отец мчался впереди отряда и, увидев Ораза, радостно замахал рукой. Наконец, Дыкма-хан спешился и раскрыл объятия.

- Сынок!- поднял Ораза на руки Дыкма-хан.

- Здравствуй, отец! – воскликнул мальчик.

- Здравствуй! Как же я скучал по тебе!

- Я тоже скучал по тебе, отец! А что ты мне привёз?

- О, у меня для тебя много подарков, всего не перечислить. Сейчас покажу самый главный из них, подожди-ка.

Дыкма-хан опустил сына на землю и отошёл в сторону. Вскоре он вернулся, ведя за руку испуганную маленькую девочку.

- Вот, это и есть мой главный подарок, сынок!

- Это? – недовольно поморщился Ораз. – Что же это за подарок, отец? – мальчик был явно разочарован - Что мне с ней делать? – в недоумении развёл он руками.

- Подарок отличный! - рассмеялся Дыкма-хан. - Посмотри, какая славная девочка! Когда она вырастет, будет очень красивой, все персиянки красивы. Она станет одной из твоих жён.

Ораз в замешательстве молчал, не зная, что сказать.

- Ну, подрастёшь, всё поймёшь, - усмехнулся отец.

- Как тебя зовут? – исподлобья посмотрел на девочку Ораз, но та молчала, опустив голову.

- Сынок, она ведь персиянка, наш язык она не понимает, ты должен её научить. Дай ей имя, отведи её в юрту. Курбан, проследи за ними, - обратился Дыкма-хан к слуге.

- Отныне тебя будут звать Айгуль, – назвал Ораз первое пришедшее на ум туркменское имя. - Пошли! – мальчик взял девочку за руку и повёл в юрту, а Дыкма-хана вскоре окружили приближённые и родственники, расспрашивая о том, как прошёл аламан.

Аламаном в те далёкие времена назывался разбойничий конный набег, совершаемый туркменами на соседние земли. Племенной вождь-сердар втыкал подле своей юрты копьё, и все желающие участвовать в разбое стекались к юрте сердара со своими копьями. Когда копий собиралось достаточно, джигиты давали клятву, что на время аламана они будут беспрекословно подчиняться своему вождю, и тот объявлял о начале похода.

Как правило, туркмены-текинцы совершали аламаны на территорию Персии. Продажа угнанного скота было делом прибыльным, но основной доход приносили пленники и особенно пленницы. На невольничьих рынках Хивы и Бухары это был самый ходовой товар. Персы были шиитами, считались вероотступниками, а потому и бухарские эмиры, и хивинские ханы смотрели на аламаны сквозь пальцы - только бы воинственные туркмены не трогали их самих. 

Из очередного такого аламана и вернулся сердар Дыкма-хан.

***

- Мы пронеслись, как ураган, по земле трусливых персов, разгромили собак и вернулись с богатой добычей! - Дыкма-хан указал на связанных пленников. – Мы набили наши мешки золотом и дорогими вещами! Ну, а как у вас? Какие новости? – спросил он, закончив рассказ.

В ответ джигиты лишь мрачно молчали.

– Что же вы молчите? – в недоумении спросил Дыкма-хан. – Что произошло? Говорите же!

- О, великий сердар, - приложив руку к сердцу, прервал молчание сотник Гельды Гель. – Прости меня, но мне придётся сообщить тревожную новость. На нас идёт Ак Сердар Скобелев.

- Скобелев? – в изумлении воскликнул Дыкма-хан. – Ты уверен в этом доблестный Гельды Гель? Ведь Ак Сердара давно отозвали из наших мест.

- Ак Сердар, здесь об этом сообщают все наши лазутчики. Что будем делать?

– Что ж, ты прав, новость тревожная, - задумчиво произнёс Дыкма-хан. – Но сначала я должен поесть и собраться с мыслями. Курбан, приготовь-ка мне пищу и чилим!

***

Закончив трапезу, сердар раскурил чилим и погрузился в размышления и воспоминания.

Дыкма-хан участвовал в аламанах с молодости: ходил в персидские провинции Хорасан и Мазендаран и однажды даже попал к персам в плен. От неминуемой смерти тогда его спас соратник по разбою, старый друг, авторитетный сердар Нурберды-хан, совершивший под покровом ночи дерзкий налёт на тюрьму, в которой держали Дыкма-хана.

После освобождения Дыкма-хан поступил на службу к кокандскому хану Худояру, став начальником его охраны, должность по тем временам весьма важная и почётная. Но в 1868 году Худояр попал в вассальную зависимость от России, и не всем в Коканде это понравилось. Видный представитель местной родоплеменной знати Абдурахман-Автобачи поднял против Худояра восстание. Дыкма-хан поддержал мятеж и также примкнул к восставшим. Худояр бежал в русские владения, территория Кокандского ханства перешла под власть мятежников, которые, вскоре объявив священную войну, вторглись и в русские владения. И тогда Дыкма-хан впервые услышал о Скобелеве.

Кокандская война продлилась недолго. Скобелев легко подавил восстание и потом преследовал бывшего охранника Худояр-хана по всей Ферганской долине. Но безуспешно.

Ханство было ликвидировано и вошло в состав Российской империи под названием Ферганская область. Скобелев стал первым губернатором новой провинции, а Дыкма-хан вернулся в родной Ахалтекинский оазис. Между тем, за время его отсутствия всё вокруг поменялось. Сначала Бухарский эмират, а затем и Хивинское ханство попали под власть Российской империи. Хотя и не вошли в её состав, покорность русскому царю изъявили и ближайшие сородичи текинцев туркмены - йомуды.

На всей территории Средней Азии была запрещена работорговля, невольничьи рынки повсеместно закрылись, текинцы лишились своего традиционного заработка, но покоряться русским не желали. Они продолжали совершать аламаны, теперь нападая не только на персов, но и на русских, и на хивинцев, уводя пленников в Афганистан. И в 1879 году на усмирение и покорение текинцев была отправлена экспедиция под командованием генерала Ломакина. Началась жестокая русско-текинская война. И тогда впервые Дыкма-хан воткнул копьё перед своей юртой не для очередного аламана, а для борьбы с русскими. Желающих нашлось предостаточно - Нурберды-хан к тому времени умер и Дыкма-хан являлся самым авторитетным текинским сердаром.  Для защиты от русских по его приказу персидские рабы за короткий срок воздвигли крепость Геок-Тепе и юрты текинцев были перенесены внутрь. Хотя оборона внутри крепости противоречила военным традициям туркмен, она удалась. Генерал Ломакин был наголову разбит и отступил восвояси.

Победа принесла Дыкма-хану небывалую славу, поскольку никто ранее в Средней Азии не мог победить русских в открытом бою. Текинцы вновь вынесли свои юрты из крепости и возобновили аламаны, а к Дыкма-хану потянулись английские посланники с предложениями о помощи. Сердар принимал в своей юрте одного за другим чопорных холёных англичан, пришедших из Афганистана, угощал их верблюжьим молоком и лепёшками, курил с ними чилим, слушал их сладкие речи. Англичанам он не верил, для него они были такими же неверными, что и русские. Но русским он подчиняться не хотел, а потому охотно соглашался принять помощь от их врагов. И вслед за посланниками к Дыкма-хану потянулись караваны с оружием.

И вот, только что он узнал: судьба вновь сводит его со Скобелевым. Теперь сам Ак Сердар идёт на Геок-Тепе.

Дыкма-хан выпустил клубы дыма, взял копьё, вышел из своей роскошной белой юрты, устланной великолепными текинскими коврами, воткнул копьё в землю, прочитал короткую молитву и провёл ладонями по лицу.

***

3 января 1880 года к ташкентской резиденции туркестанского генерал-губернатора Константина Петровича Кауфмана подъехала конная группа русских военных. Возглавлял её мужчина средних лет, одетый в белую парадную генеральскую форму.

У ворот резиденции под генеральского коня случайно попала зазевавшаяся цыганка. Она упала на землю, но скорее от страха, чем от лёгкого удара, выронив при этом ковш с дымящейся травой-исрык, этим неизменным спутником среднеазиатских цыган. Считалось, что запах травы, отгоняет злых духов.

Генерал спешился, бросился к цыганке и спросил её по-узбекски, не сильно ли она ушиблась. Женщина ничего не ответила. Было видно, что она ошарашена: русский, а так хорошо говорит на местном наречии, это было редкостью, да к тому же военный в богатом мундире.

Генерал вытащил из кармана деньги и, не считая, отдал их цыганке. Ещё более изумившись, цыганка, наконец, заговорила:

- Добрый ты человек, не видала я таких никогда. Знай, что отныне не возьмёт тебя ни сабля, ни пуля. Берегись только слова людского, берегись!

И цыганка зашептала что-то уже на каком-то совершенно непонятном никому, кроме неё, языке.

- Что она вам сказала, Михаил Дмитриевич? – с любопытством спросили генерала сопровождающие офицеры.

- Да так, господа, сущий вздор, - махнул рукой Скобелев. - Цыганки.… Дай им пригоршню монет, такое скажут.

Через пару минут он уже сидел в кабинете генерал-губернатора и угощался зелёным чаем.

- Ну, как добрались Михаил Дмитриевич? Без происшествий?

- Происшествия? Да вот, разве что перед самыми воротами вашей резиденции, Константин Петрович, цыганка под лошадь мою попала.

- Цыганка под лошадь? – усмехнулся Кауфман. - Ну, коли это единственное происшествие, я вижу в этом добрый знак! А между тем, Михаил Дмитриевич, - глотнув чая, продолжил Кауфман, - задача вам предстоит не из лёгких. Все прошлые Туркестанские походы можно считать лёгкой прогулкой. Наши попытки усмирить текинцев провалились, генерал Ломакин вообще чудом спасся от гибели. Всего нам противостоят около пятидесяти тысяч. Командует ими сердар Дыкма-хан, разбойник, каких свет не видывал, но человек отчаянный и храбрый. Разбойничает с молодости: как и все текинцы, ходил в Персию, служил кокандскому хану, потом вернулся в Ахал.

- Константин Петрович, - рассмеялся Скобелев, - зачем же вы мне всё это рассказываете? Неужто запамятовали? Я же сам гонялся за ним по всей Ферганской долине…

- Тьфу ты чёрт! - Хлопнул себя по лбу Кауфман. – Старость не радость. Простите, Михаил Дмитриевич, и правда, запамятовал.

- Ничего бывает. А когда начнётся строительство Закаспийской железной дороги? – вернулся к теме Скобелев.

- Уже началось, Михаил Дмитриевич, мы понимаем насколько важно снабжение войск.

- Что ж, Ваше Превосходительство, раз мой план одобрен, я немедленно готов выступать в поход.

- Ну, вот и отлично! Рад, что вы находитесь в хорошем состоянии духа.

- Об одном лишь одолжении имею дерзость вас просить, Константин Петрович.

- Да, слушаю вас с превеликим удовольствием.

- Верещагина у вас позвольте выкрасть на время кампании?

- Ну, Михаил Дмитриевич, вы просите невозможного! – развёл руками Кауфман. – Ну уж нет, Василий Васильевич останется при мне.

- Константин Петрович, - хитро сощурился Скобелев. – Ну, позвольте, будьте так добры…

- Ладно, ладно - сдался Кауфман. – Берите своего Верещагина, всё равно не отстанете, уж я-то вас знаю.

- Премного благодарствую, Константин Петрович! - Обрадовался Скобелев.

- Ну, тогда, с Богом!

- С Богом!

На изображении: Константин Петрович Кауфман (1818-1882), генерал-губернатор Туркестана 

На фото: Василий Васильевич Верещагин (1842-1904), выдающийся русский художник-баталист, запечатлевший в своих картинах историю завоевательных походов России в Средней Азии во второй половине XIX века

***

- Вот, так, Михаил Дмитриевич, чуточку влево, - слегка поправил своего натурщика художник и вернулся к мольберту. - Что-то, смотрю я, вы сегодня не в духе? Никак погодка? Да вроде сравнительно хороша. Переменчива, правда, то снег, то солнце.

- Да как же изволите быть в духе, любезнейший Василий Васильевич, коли торчим в этой дыре уже битый месяц, а толку нет никакого, - мрачно ответил Скобелев. - Снабжение ни к чёрту, провиант прибывает не во время, казнокрадство цветёт пышным цветом. Если б не подвели железную дорогу, с голодухи бы давно померли. Но главное - туркмены… Разбойничье племя. Но что правда, отчаянные черти.

- А сколько их в крепости? – поинтересовался Верещагин.

- Наши лазутчики сообщают о 40 тысячах.

- Ого, многовато, штурм будет, нелёгко нам придётся, Михаил Дмитриевич. А что, к слову, думает о ходе кампании персидский шах? - постарался сменить неприятную тему художник.

- Бог с вами, Василий Васильевич, право, я вас не узнаю, - оживился Скобелев. - Персидский шах спит и видит, когда экспедиция закончится нашей победой. Вы не хуже меня знаете, сколько беспокойства приносят Персии текинцы. Поговаривают, что с начала века они угнали из Персии миллион пленников. Миллион, Василий Васильевич! И в Геок-Тепе по нашим сведениям рабов также предостаточно. Теперь представьте, какая тишина наступит на северной границе персидского шаха, после того как мы выйдем к ней и полностью подчиним туркмен. Весь тот разбой, который процветает здесь веками, все эти вожди-сердары - всё это уйдёт в прошлое, и народец сей, уверяю вас, Василий Васильевич, примется за мирный труд, займётся скотоводством, земледелием.… Ну, а пока… - Вздохнул Скобелёв. - Признаться вам, устал я. Жду не дождусь, когда всё закончится. Не то что Фергана! Помните, как заезжали вы, бывало, ко мне?

- Как же не помнить, Михаил Дмитриевич! Золотое было время! Да и сколько связано у меня с Туркестаном, сами знаете! Тянет сюда. Вот, как видите, не долечился после Балканской кампании и опять здесь. Сколько воспоминаний… Чего стоит одно участие в обороне Самарканда в 1868 году: 700 человек против 65 тысяч! И держались целых 6 дней! Пока Его Превосходительство Константин Петрович не подоспели на подмогу.

- И всё же признайтесь, Василий Васильевич, узбеки, кипчаки совсем другие люди. Ежели править ими твёрдо, но с сердцем, нет более радушного народа на всём белом свете! Дадут слово не восставать, не восстают, - с ностальгией вспомнил Скобелев период своего губернаторства в Ферганской области.

- Но что поделать, интриги, Михаил Дмитриевич, интриги-то вас и сгубили, - вздохнул Верещагин, намекая на обстоятельства отставки генерала. – Разворошили вы, Михаил Дмитриевич, осиное гнездо в области, вот и пострадали за правду да за честность.

- Верно, Василий Васильевич, осиное гнездо, иначе не скажешь! Казнокрадство в области цвело пышным цветом. Взялся я за них, было, и полетели доносы, да не в Ташкент, а сразу в Петербург. А начальство наше доносам верит больше, нежели честным людям. Кабы не доносы эти, губернаторствовать бы мне там и поныне. Эх, да, что там говорить! - Махнул рукой Скобелев. - Давайте-ка лучше я вас чаем угощу. Устали уж, поди, меня рисовать.

- Нисколько, Михаил Дмитриевич, вы ведь знаете, я не портретист. Так, баловства ради. Впрочем, от чайка не откажусь.

В эту минуту в комнату вбежал взволнованный ординарец Скобелева есаул Дукмасов.

- Михаил Дмитриевич, там…

- Что там? Говорите.

- Чрезвычайное происшествие.

На изображении: Пленный персиянин в Хиве

***

- О, Великий сердар, мы принесли тебе много хороших новостей из стана неверных, - радостно заговорил Гельды Гель, почтительно склонив голову и прижав руку к сердцу.

- Говори, - разрешил Дыкма-хан.

- Новость первая: Аллах помутил неверным разум, мы видели, как они роют подземные ходы в крепость. И теперь, когда неверные будут вылезать из этих ходов, нам будет легче рубить их собачьи головы!

- Хорошая новость, - одобрительно кивнул Дыкма-хан. – Пусть роют себе могилу, мы не будем им мешать, продолжай, храбрый воин, ты уже меня обрадовал.

- Новость вторая: ночью мы вырезали почти всю роту неверных, и солдат, и офицеров, и захватили их знамя, вот, оно, - Гельды Гель бросил запачканное кровью знамя Апшеронского полка к ногам Дыкма-хана. – Мы захватили ещё одну пушку. Но и это ещё не всё…

- Продолжай, Гельды Гель, чем ещё ты меня сегодня порадуешь? – совсем повеселел Дыкма-хан.

- Приведите неверного, - скомандовал Гельды Гель.

Перед взором Дыкма-хана вскоре предстал израненный русский артиллерист.

- Вот наша следующая хорошая новость, Великий сердар. Это русский пушкарь.

Дыкма-хан тотчас подозвал к себе светловолосого переводчика и через него обратился к пленному:

- Как тебя зовут, урус?

- Агафон, Агафон Никитин.

- Из каких мест ты пришёл на нашу землю?

- Из Сувалкской губернии мы.

- Не знаю, где это, но думаю, очень далеко. Ты ведь беден?

- Небогат, я простой крестьянин.

- Очень скоро ты будешь богат, урус сказочно богат. Объясни ему, какую награду он получит, - обратился Дыкма-хан к переводчику.

- Послушайте, господин артиллерист, - неожиданно вежливо заговорил светловолосый. - Вы даже не можете себе представить, как вам повезло и какую награду вы вскоре получите. Смотрите, - светловолосый взял мешок и высыпал на землю горсть золотых монет. – Видите? Вы получите во много раз больше, чем сейчас валяется на этой пыльной земле. Смотрите ещё! – возбуждённо щёлкнул пальцами странный толмач, и тотчас вперёд вывели укутанную в паранджу женщину. Смотрите же! – отдёрнул переводчик паранджу, и взору Никитина предстала ослепительно красивая черноглазая женщина. – Это персиянка! – воскликнул переводчик. – Персиянки - самые красивые женщины мусульманского Востока, эта красавица будет принадлежать вам!

- Бедная, - прошептал Никитин, глядя на девушку. – Живого человека предлагают, как скот какой-нибудь…

- Что вы там шепчите, решайтесь же!

- А ты кто такой, мил человек? – с ненавистью посмотрел Никитин на подозрительного переводчика. - Вроде на туркмена не похож и на нашего не похож, а по-русски говоришь лучше меня?

- А это не твоё дело! – побагровев, рявкнул переводчик.

- Ладно, ладно, не кипятись, – усмехнулся Никитин. - Скажи, что делать-то нужно, чтобы такие подарки получить?

– Что он сейчас сказал? – недовольно посмотрел на светловолосого Дыкма-хан. - Что ему нужно делать? Слушай меня, урус, мы захватили ваши пушки, но… - Сердар бросил свирепый взгляд на переводчика, от которого тот задрожал как осиновый лист. – Мои джигиты так и не научились из них стрелять. Так вот, ты научишь моих джигитов стрелять из пушек.

- Ты просишь невозможного, - покачал головой Никитин. - Никогда русский солдат не станет предателем.

- Не спеши отказываться, солдат, хорошо подумай. Ты всё равно не выдержишь мучений, которым тебя подвергнут. Стоит ли принимать мучительную смерть и отказываться от денег и прекрасной персиянки?

- Честь русского солдата дороже всего остального, ты зря теряешь время.

- Ну что ж, на всё воля Аллаха, - вздохнул Дыкма-хан. - Ты сам выбрал свою судьбу, урус. Уведите его!

***

Дыкма-хан сидел в своей юрте, медленно пил верблюжье молоко и затягивался чилимом, а в это время к ногам Никитина подносили горящий факел.

- Хороший воин, смелый воин, - вновь повторил сердар, качая головой, когда до него донеслись душераздирающие крики пленника. – Эй, Курбан, - наконец, позвал он слугу. – Иди, скажи, чтобы прекратили, неверный заслужил смерть, пусть отрубят ему голову.

- Будет исполнено, сердар, - поклонился Курбан и вышел из юрты.

На изображении: Репродукция картины В.В. Верещагина "После удачи"

***

Скобелев смотрел на залитые кровью тела апшеронцев и подавленно молчал. Было видно, что генерал испытывает сильное потрясение.

- Взгляните на них, господа, - обратился он к стоящим рядом офицерам. – Взгляните, вы видите, мы  забыли, что это восточная война. Восточная война коварная и жестокая, в ней нет никаких законов и нет никаких правил. Поэтому мы забудем обо всех законах и правилах, это разбойничье племя понимает только язык силы. И мы покажем им нашу силу! Время штурма переносится на завтра, я больше не могу ждать подкреплений и подвергать наших людей риску быть зарезанными во сне. Завтра мы войдём в это проклятое логово. Передайте мой приказ всем солдатам и офицерам: пленных не брать, всё разбойничье племя от мала до велика будет подвергнуто истреблению. Будут отступать - преследовать и нещадно рубить. Если произойдёт чудо и кто-нибудь из них останется в живых, он запомнит этот день на всю жизнь и передаст своим потомкам. А теперь похороним убиенных по-христиански. 

***

На рассвете 12 января 1881 года стены Геок-Тепе потряс оглушительной силы взрыв. Это русские минёры взорвали восточную стену крепости. Туркмены ошибались, думая, что Аллах помутил неверным разум. Неверные рыли вовсе не подземные ходы, а подкопы для мин, о чём туркмены в силу своей технической отсталости знать не могли. Колонна полковника Куропаткина ринулась в образовавшуюся брешь, а колонна подполковника Гайдарова пошла на штурм западной стены крепости. Туркмены отчаянно рубились, но всё было тщетно. К полудню русские ворвались в крепость.

- Отец, неверные уже почти здесь, уходите! - вбежал в юрту старший сын сердара Бердымурад.

- Уходите скорее! – поддержал его Гельды Гель. – Мы их задержим.

- Нет, - отрезал Дыкма хан. – Я не хочу жить на свете, если мою землю захватят неверные! Я умру здесь, на своей земле!

- Подумай о нашем роде, отец, ты сердар. Ораз должен жить, чтобы не погиб наш род, чтобы не погибли текинцы!

- Уходите через подземный ход, сердар, до северных ворот урусы ещё не дошли, - вновь поддержал Бердымурада Гельды Гель.

- Бери Ораза и уходи, отец, прошу тебя! - взмолился старший сын.

- Хорошо, пойдём Ораз, - Дыкма-хан схватил мальчика за руку.

- Нет, отец, - заплакал Ораз. - Мы не можем бросить Айгуль, она куда-то убежала, мы должны её найти!

- Убежал так убежала, я найду тебе новую Айгуль, пошли! – отрезал сердар.

- Быстрее, отец, быстрее!- вновь закричал Бердымурад.

***

На белом коне в белом парадном мундире генерал Скобелев победоносно въезжал в крепость. Главная площадь Геок-Тепе была завалена трупами. Рядом с юртой Дыкма-хана лежали окровавленные бездыханные тела Гельды Геля и Бердымурада.

Вдруг сквозь шум ещё незаконченного боя где-то рядом Скобелев явственно услышал детский плач. Повернув голову в сторону, он увидел барахтавшуюся в луже крови девочку лет восьми. Генерал спешился, бросился к девочке и поднял её на руки. Ребёнок весь дрожал и истекал кровью, запачкав белый мундир генерала.

- Врача! – зычно скомандовал Скобелев Дукмасову.

- Я здесь, Ваше Превосходительство! – спустя пару минут появился доктор.

- Посмотрите-ка, любезный, жить будет?

Доктор осмотрел ребёнка, пощупал пульс и ответил:

- Она потеряла много крови, Михаил Дмитриевич, но думаю, выживет.

- Немедленно в лазарет!

- Будет исполнено!

– Передайте её на попечение графини Милютиной. Если девочка выживет и родители не отыщутся, отвезём её в Петербург в сиротский приют. И вот ещё что, Дукмасов, - добавил Скобелев. - Немедленно передайте мой приказ: все бесчинства прекратить! Приказ не брать пленных отменяется!

На изображении: Репродукция картины В.В. Верещагина "После неудачи"

***

Скобелев сидел, раскинувшись в кресле, установленном специально для него прямо на главной площади покорённого города, и время от времени отдавал приказы подчинённым:

- Передайте донесение полковнику Куропаткину: преследование туркмен прекратить! Распространить воззвание к сердарам о даровании им российского подданства, о сохранении внутреннего уклада жизни и самоуправления без всяких изменений! Русское командование готово встретиться с сердарами для ведения переговоров. Подготовьте щедрые подарки для текинцев. Всех раненных, и воинов, и детей и женщин в лазарет! Гаремы и детей сердаров взять под особую охрану! И чтобы ни один волос не упал с их головы! Это ещё что такое? – Скобелев вскочил с кресла и отпрянул. Ему под ноги бросились толпы измождённых и плачущих от радости людей.

- Персияне, Ваше Превосходительство, благодарят за освобождение из рабства. Изволите прогнать?

- Не прогнать, есаул, а мягко отстранить, - строго поправил Дукмасова генерал. - И пусть, наконец, полностью, освободят этих несчастных от цепей, всех напоить, накормить, обыскать всю крепость, говорят, персиян здесь не меньше пятисот душ. Самых здоровых взять на заметку, провести с ними беседу, они могут понадобиться нам как толмачи и проводники. Желающих вернуться в Персию отпустить на все четыре стороны.

- Будет исполнено, Михаил Дмитриевич!

- Ваше Превосходительство…

- Ну, что ещё, есаул?

- Вот, взгляните-ка, весьма подозрительный тип.

К Скобелеву подвели светловолосого переводчика Дыкма-хана.

- Отпустите! Вы не имеете права, это противозаконно! – истерично кричал светловолосый, пытаясь вырваться из рук казаков.

- Отпустите его, братцы, - сделал знак казакам Скобелев.

- Господин Скобелев, вы не имеете права так со мной обращаться! Ваши методы ведения войны нецивилизованны, вы обращаетесь с туземцами бесчеловечно. Это грубое вмешательство, вы ведёте себя как варвары!

- Молчать! – спокойно сказал Скобелев. – Я задаю вопросы, вы отвечаете. Кто вы такой и что вы здесь делаете?

- Моя фамилия Донован, - ответил переводчик. - Я военный корреспондент английской газеты «Таймс»…

- Ах, вот оно что! Корреспондент? – улыбнулся Скобелев. – Как же вы сюда проникли господин корреспондент?

- Позвольте мне об этом умолчать, господин генерал, это моя профессиональная тайна.

- Тайна? – усмехнулся Скобелев. – Да бросьте, никакой тайны тут нет. Вы, господин хороший, никакой ни корреспондент, вы военный инструктор.

- Ваши подозрения бездоказательны. Я не инструктор, я представитель свободной печати, - попытался возразить англичанин.

- Но вы не бойтесь, мы обойдёмся с вами цивилизованно. Вот что, братцы, - обратился Скобелев к казакам. – Сопроводите-ка господина англичанина до афганской границы, посадите его там на осла задом наперёд, и пусть едет к своим хозяевам. Гуд бай!

- Вы не имеете права, - запротестовал англичанин. - Я буду жаловаться! Вы не имеете права!

Но генерал его не слушал, он снова вернулся в кресло. Мимо проносили трупы убитых, вели вчерашних врагов и их семейства, шли вереницы освобождённых и счастливых персов. Жестокая русско-текинская война, в ходе которой Россия потеряла погибшими больше, чем за все предыдущие Туркестанские походы, подходила к концу. И генерал ещё не знал, что подходит к концу и последняя в его жизни военная кампания.

- Передайте донесение Его Императорскому Величеству: Победа подана. Геок-Тепе у ваших ног, Государь!

На фото: Памятник на месте обвала крепости Геок-Тепе минной колонной полковника Куропаткина 

***

- Спроси, понимают ли они по-узбекски? – обратился Скобелев к толмачу-персу.

Сердары утвердительно кивнули.

- Тогда твоя помощь мне не понадобится. Здравствуйте, храбрые воины! – громко поприветствовал текинцев Скобелев и усмехнулся в усы, торжествующе глядя на опешивших от такого обращения сердаров. - Прошу прощения, храбрые воины, за то, что не имел ещё возможности выучить ваш язык, но обещаю, что очень скоро это препятствие исчезнет, и мы сможем разговаривать с вами на вашем родном языке. А пока, по воле императора нашего Александра Николаевича, чьими подданными вы отныне имеете честь быть, дарую вам каждому по боевому коню. Знаю, этим вас не удивить, но всё же кабардинская порода, специально для вас выписаны с Кавказа. Примите эти дары в знак нашего уважения.

Скобелев ещё достаточно долго наслаждался тем, какой эффект вызвали его слова среди сердаров. Казалось, в этот миг этим людям открылся какой-то новый, неведомый прежде мир или все они только что родились на свет - с удивлением взирали на него и не могли понять, где находятся.

- Твой сынок, а, Дыкма-хан? – прервал паузу генерал.

- Мой, - ответил сердар.

- Как звать?

- Ораз.

- А что, подрастёт, отдашь своего Ораза в кадетский корпус? Станет добрым воином.

Дыкма-хан смотрел на Скобелева явно не понимая, о чём идёт речь.

- Ладно, - махнул рукой генерал. – После расскажу, что это такое.

Выдержав ещё одну короткую паузу, Скобелев продолжил:

- А теперь выслушайте мою просьбу. Сколько нахожусь в ваших краях, так и не попробовал ничего из ваших яств, сами понимаете, война, не до этого было. Что, храбрые воины, угостите чем-нибудь, пригласите в гости русского генерала?

Сердары чуть ли не хором и в один голос ответили утвердительно.

- Позвольте следовать с вами, Михаил Дмитриевич! И мне! И я! – раздались голоса офицеров.

- Отставить господа, я еду один, никакой надобности в охране не имеется. Вот моя охрана, - указал Скобелев на текинцев. – Лучшей охраны в этих местах и быть не может!

- Михаил Дмитриевич, побойтесь Бога, да как же так можно, в разбойничье-то логово!

- Отставить, я сказал, и не сметь называть разбойниками новых подданных Его Императорского Величества, - воскликнул Скобелев и, усмехнувшись, добавил:

- Эх вы, господа! Ни черта-то вы не поняли. Азию надо бить не только по голове, но и по воображению, победить - значит удивить! Я еду один и никаких «но». Разве что Верещагин? Как, Василий Васильевич, не побоитесь со мной следовать?

- Да с вами, Михаил Дмитриевич, хоть на край света! – радостно отозвался художник.

- Ну, тогда показывайте дорогу, храбрые воины!

Скобелев пришпорил коня, за ним Верещагин.

- Эх, чертяка, ничего не боится! Наверное, и вправду говорят, что колдуньей он заговорен, не суждено ему погибнуть, ни от пули, ни от клинка. Вот и не боится! – неслось им вслед.

Скобелев на белом коне и в белой форме во весь опор нёсся по пустыне в сопровождении сердаров, взиравших на него с нескрываемым восхищением. Это было странное зрелище. Невозможно было поверить, что совсем недавно эти люди были врагами. Казалось, что мчится не русский генерал-завоеватель, а новый вождь каракумской пустыни - сердар, Ак Сердар.

***

- Ак Сердару понравился наш туркменский плов? – спросил Скобелева после окончания трапезы Дыкма-хан.

- Понравился, понравился, - усмехнулся генерал. – И лепёшки, и шашлык, только вот молоко верблюжье малость кисловато, не находите, Василий Васильевич? - повернулся Скобелев к Верещагину.

- Да, кисловато, Михаил Дмитриевич, - согласился художник.

- А теперь специально для уважаемого Ак Сердара и его друга, - торжественно произнёс Дыкма-хан. - Наш бахши почитает вам стихи нашего поэта Махтумкули, а я постараюсь передать их смысл по-узбекски. Начинай, Амангельды, - подал знак сказителю сердар. Бахши закрыл глаза и медленно начал читать:

Путник сядет, отдохнёт и своим путём пойдёт. Мне пределы в свой черёд чуждых стран увидеть хочется. Побродить в степи глухой, поглядеть с горы крутой,

Мне добра и зла мирской океан увидеть хочется. В Хиндустан и там и тут, в Туркестан пути ведут. Мне святых мужей приют Румистан увидеть хочется. Буйство духа, мир страстей, семь нагорий, семь морей, Суеты в кругу людей, мне дурман увидеть хочется.

- Понял ли уважаемый Ак Сердар смысл стихов? – закончив перевод, спросил генерала Дыкма-хан.

- Ак Сердар понял смысл стихов, - ответил Скобелев. – Особенно мне понравилось о желании увидеть чуждые страны. Что ж, сердар, так и быть, уговорил. Буду просить Государя Императора принять тебя и делегацию новых подданных в Петербурге.

- Я не ослышался? – опешил Дыкма-хан. - Мыслимо ли это? Мыслимо ли, чтобы могущественный Ак Падишах принял у себя во дворце текинцев?

- Мыслимо, ещё как мыслимо - улыбнулся Скобелев. – Думаю, Ак Падишах не откажет. И сына обязательно с собой возьми, пусть тоже увидит Россию.

***

Весенним майским днём 1881 года на Красной площади всё шло своим чередом. Из стороны в сторону шатался народ, и только отдельные зеваки останавливались поглазеть на строительство нового Исторического музея. Спокойствие было нарушено, когда взору  людей предстала странного вида депутация. Впереди шёл бородатый человек лет пятидесяти в пёстром красном халате в огромной чёрной папахе на голове и с кривой саблей на бедре. Бородач вёл за руку мальчика лет десяти, одетого в такой же халат и с такой же папахой на голове, только гораздо меньших размеров. За ними шли ещё три человека разного возраста, одетые также. Сопровождали странных иноземцев два русских офицера с медалями и Георгиевскими крестами на груди. Иноземцы неспешно прохаживались по площади, останавливаясь то у Покровского собора, то у Спасской башни, показывали пальцами на архитектурный ансамбль, переговаривались на своём языке и восхищённо качали головами.

Дыкма-хан (а это был он), его сын Ораз и другие сердары днём ранее уже гуляли по Красной площади, и сегодня должны были отбыть в Петербург на встречу с недавно начавшим своё царствование императором Александром  III. Вожди пустыни были крайне восхищены Красной площадью и перед самым отъездом на вокзал изъявили желание прогуляться здесь ещё раз.

На фото: Строительство Государственного исторического музея в Москве, середина 1870-х гг. Вид с Кремлевской стены (по центру в засветке - Казанский собор)

***

- Ваше Императорское Величество, вожди текинского племени, новые подданные Вашей державы, - начал представление Скобелев. - Дыкма-хан, его сын Ораз, Авиз-хан, Халли-хан и Магомед-хан.

Текинцы сняли папахи и, прижимая руки к сердцу, поклонились императору.

- Приветствую вас, господа текинцы, - весело поздоровался император.

- Здравствуйте, господа, - поздоровалась с сердарами императрица.

- Хороши, хороши, ничего не скажешь, - усмехнулся император. - А признайтесь, Михаил Дмитриевич, нелегко было с ними совладать?

- Да, Государь, это отчаянной храбрости воины, воевать они умеют лучше, чем мы думали. Текинцы такие молодцы, Ваше Императорское Величество, что свести несколько сотен такой кавалерии под Вену – не последнее дело.

- Ну-ну, не забывайтесь, Михаил Дмитриевич, - недовольно поморщился император. – Австрийцы наши союзники, а речи ваши непозволительны. Хорошо, что нас не слышат дипломаты.

- Какой замечательный мальчик, - ласково улыбнулась Мария Фёдоровна, стараясь сменить неприятную тему. - Какой у вас замечательный сынок, сердар.

- Младший, - заметил Дыкма-хан, выслушав перевод Скобелева.

- Старший сын сердара погиб при Геок-Тепе, - от себя добавил генерал.

- Ах, слава Богу, что война закончилась и наступил мир, - всплеснула руками императрица. - А спросите-ка их, Михаил Дмитриевич, как им Москва и Петербург.

- Мы в восхищении от увиденного, - с поклоном ответил Дыкма-хан. – Мы убедились в том, что Россия великая страна.

- А тебе, мальчик, понравилась Россия? – Мария Фёдоровна всё не спускала глаз с маленького Ораза.

- Понравилась.

- Что же тебе понравилось больше всего?

- Кремль, - не раздумывая, ответил Ораз.

- Скажите на милость, и чем же тебе понравился Кремль?

- Башни, они похожи на наши минареты.

Император и императрица, переглянувшись, добродушно рассмеялись.

- Когда мальчик немного подрастёт, сердар хочет отдать его учиться в кадетский корпус, - заметил Скобелев.

- Зачем же кадетский корпус? – вскинула брови императрица. – Предлагаю зачислить Ораза в Пажеский корпус Его Императорского Величества. Что вы об этом думаете, Государь? - Мария Фёдоровна посмотрела на царя, явно ожидая одобрения.

- Замечательная мысль! – поддержал жену Александр.

Скобелев перевёл смысл сказанного, и глаза сердара загорелись огнём. Он ещё раз поклонился и взволнованно заговорил:

- О, могущественный Ак Падишах, Вы с таким великодушием отнеслись к нашему народу! Что ж, мы умели воевать с войсками Ак Падишаха, сумеем доказать свою верность и преданность Ак Падишаху, нас покорившему. Никогда мой народ не предаст Ак Падишаха и великую Россию, какие бы испытания Аллах ни послал ей! Это говорю вам я, сердар Дыкма-хан, и это же я буду завещать своему сыну, а он своим детям!

На фото: Дыкма-хан и его окружение. Первый справа во втором ряду - сын сердара Ораз.

***

Как известно, отношения с Александром III у Скобелева не сложились. Генерал всегда говорил то, что думал о внешней и внутренней политике России, и далеко не всегда его мнение совпадало с официальным. Предыдущий император безгранично ценил Скобелева и всегда находил в себе силы уважать точку зрения генерала, какой бы она ни была. Новому же императору Александру III с первых дней царствования независимость суждений Скобелева явно претила. Популярность генерала раздражала Александра III до такой степени, что он даже поверил в слух, что Скобелев якобы собирается свергнуть его и сам хочет встать во главе России под именем императора Михаила.

Попав в опалу, Скобелев  всё чаще топил свою тоску в вине. В ночь с 25 на 26 июня 1882 года он кутил в московской гостинице «Англия», что на углу Столешникова переулка и Петровки. В разгар веселья к генералу подошёл неизвестный в штатском и, выразив своё восхищение его подвигами, предложил выпить с ним по бокалу шампанского. Выпив с неизвестным, некоторое время спустя Скобелев почувствовал сильное недомогание. Он сам не заметил, как оказался в одном из самых роскошных номеров гостиницы в обществе известной всей Москве кокотки Ванды. У генерала закружилась голова, он упал, кольнуло сердце, и в этот миг Скобелев вдруг ясно увидел перед собой ту самую цыганку, которую он встретил у ворот резиденции Кауфмана:

- Не возьмёт тебя ни сабля, ни пуля. Берегись только слова людского, берегись! – прошептала цыганка.

За ней явился покойный император Александр II:

- Здравствуйте, Михаил Дмитриевич, здравствуйте, вот, и вы к нам пожаловали!

За императором последовал плачущий от счастья болгарский крестьянин:

- Добре дошли, братушки! Добре дошли!

За болгарином возникли двое смуглолицых туркмен в огромных чёрных папахах:

- Будь нашим гостем, Ак Сердар!

На фото: Командующий экспедицией против текинцев Михаил Дмитриевич Скобелев (1843-1882)

***

Проститься со Скобелевым пришли десятки тысяч человек. За гробом вели его любимого белого коня. Москва оплакивала Скобелева, и Москва полнилась слухами:

- Какое несчастье, господа, какое несчастье! Пройти столько военных кампаний и умереть от сердечного приступа!

- Ага, как же сердечный приступ! Это в 39-то лет? Ясно дело, погубили Михаила Дмитриевича. Англичане его убили, он им в Туркестане всю малину испортил, вот, и подослали агента, тот и стрельнул его.

- Да не англичане! Причём тут англичане? Немцы это! И не стрельнули, не могли стрельнуть - заговорённый он был, в Туркестане колдунья заговорила его и от пули и от сабли. Отравили, яду в вино подсыпали…

***

В том же году в новых владениях империи умирал последний вольный сердар Ахала Дыкма-хан. Хотя он был ещё не стар, здоровье его было сильно подорвано войнами и походами. Дыкма-хан лежал в юрте и едва дышал. Рядом сидели верный Курбан и сын Ораз.

- Сынок, сядь ко мне поближе, а ты, Курбан, послушай меня.

- Я слушаю, Великий сердар.

- Обещай мне, Курбан, что ты выполнишь мою волю и отправишь Ораза учиться в Россию.

- Как я могу ослушаться твоей воли, Великий сердар?

- Я дал клятву верности Ак Падишаху, и какие бы испытания ни послал Аллах, мы должны хранить верность ему и стране, которая стала нашей. Урусы покорили нас силой, но как великодушно они с нами обошлись! Что видел я в своей жизни? А мой сын будет дворянином, он будет учиться в России, он увидит мир, станет грамотным. Но я чувствую, Курбан, нет, я знаю, у России много врагов. Это они, подлые шакалы, убили благородного Ак Сердара. И когда нашей стране будет угрожать опасность, мы должны будем встать на её защиту. Ты понимаешь меня, Ораз?

- Понимаю, отец, - ответил Ораз.

- Мой мальчик, - погладил сына Дыкма-хан. - Ты умён не по годам. Я чувствую, ты станешь великим воином. А сейчас Курбан, - тяжело задышал Дыкма-хан, - почитай мне нашего Махтумкули.

- Да, конечно, сердар.

Курбан чуть прикрыл глаза и начал читать стихи:

Овеяна ширь от хазарских зыбей до глади Джейхуна ветрами Туркмении

Блаженство очей моих – роза полей, поток, порождённый горами Туркмении…

Дыкма-хан закрыл глаза и испустил дух.